Выжившим [litres] - Евгения Мелемина

сих пор болеют СПИДом.

– Митфорд на исповеди: «Простите, святой отец, вчера я видел на улице спелую красотку, и мой член встал, как мне спасти мою душу?!»

– Если Митфорду захочется потрахаться до двадцати одного, мамаша его распнет!

Карла утешила:

– Никто из них до сих пор так и не подошел к автомату. Они сами ничего не смыслят в сексе, а ты – козел отпущения для их смущения.

Иногда она очень хорошо подмечала детали.

Томми понаблюдал. Вокруг автомата с презервативами существовала зона отчуждения. Мимо него проходили, ускоряя шаг. Его подчеркнуто не замечали.

И Томми стало немного легче.

А потом случился скандал с воровством из шкафчиков, и про Томми на время забыли. Автомат продержался неприкосновенным целый год. Может быть, кто-то и подходил к нему, но делалось это тайно и, скорее всего, из интереса.

Католические матери тоже утихли, хотя и внесли автомат в список излюбленных тем, по которым судили о близости апокалипсиса.

Зимой Элис Мёрфи отказалась ходить в школу, и поползли слухи. Слухи эти множились и обрастали подробностями: Элис с матерью видели в больничном отделении женской консультации, Элис стала неимоверно толстой. Элис изнасиловали отморозки возле бара, в кровать к Элис залезал ее папаша, Элис снималась в порно. Элис и ее семья навсегда уезжают из города.

Как только семья Мёрфи уехала, ситуацию прояснила миссис Макгейл. На вечернем чаепитии в окружении членов дамского клуба, она, изрядно приправив чай коньяком, возмущенно сообщила: маленькая шлюшка Элис совратила ее сына, а ее родители обнаглели до такой степени, что заявились к миссис Макгейл домой и пытались обвинить в случившемся Кирка.

– Вы же понимаете, девочки, – говорила она, – что если бы ей не хотелось раздвинуть перед Кирком ноги, она бы этого не сделала. У нее были планы… очень нехорошие планы на счет Кирка.

Дамы немедленно согласились и поделились своими историями, в которых они всегда твердо говорили «нет», если не собирались залететь и пристроиться к какой-нибудь богатой семейке.

– Получается, вы говорили «да» только для того, чтобы залететь и пристроиться? – уточнила миссис Нобл, тогда еще считавшаяся приличной женщиной.

После этого вечера она больше никогда не появлялась на воскресных чаепитиях.

– Просто она осознала, – любила говорить миссис Макгейл, – что у нас нет ничего общего. Посудомойке стало скучно на наших собраниях, вот и все. Ее никто не выгонял, она сама ушла.

Ей верили на слово и обычно многозначительно добавляли:

– Вы же понимаете, что дело не только в этом… Ее Карла тоже… вы понимаете, о чем я.

Все понимали: миссис Нобл вернулась домой, не доучившись в колледже, уже беременная, и никто не знал, как зовут отца Карлы.

– Впрочем, она довольно милая, хоть и неразвитая женщина.

– Очень милая.

– И для своих лет неплохо выглядит.

– Я однажды видела на ней симпатичную кофточку. Возможно, дорогая вещица.

Томми покривил душой, обвинив Кирка Макгейла в лени. Он понимал, почему Кирк не взял презервативы из автомата. Просто над автоматом еще витал дух разврата и распущенности, установленный демонстрацией католических матерей.

Преодолеть страх перед автоматом было сложно.

И все-таки спустя полгода после отъезда Элис Мёрфи приехала машина обслуживания, и бойкий парень в фирменной кепке заполнил пустующее брюхо автомата новыми блестящими лентами. На примере Элис многие сообразили, чем грозит этот страх, и невидимо, молча обзаводились упаковками с резинками. Некоторые из очкариков и бедолаг с прыщами и брекетами – просто про запас. На тот случай, если небо упадет на землю, и какая-нибудь девочка возжелает провести вместе с ними незабываемый вечер в парковых зарослях.

Кирку Макгейлу было проще – он уже тогда играл в футбольной команде и был симпатичным. Скорее небо упало бы на землю, чем Кирк остался девственником до выпускного.

У неба и земли довольно-таки предсказуемые планы, когда дело касается старших классов.

Католические матери снова устроили показательное выступление на страницах газеты, убедительно доказав, что их пророчества исполнились, и автомат с презервативами поселил разврат в стенах школы, подтверждением чему служит история «одной девочки».

Миссис Митфорд на этот раз свою подпись под статьей не поставила, и Томми был ей за это бесконечно благодарен.

– Будь с этим поосторожнее, Томми, – сказала миссис Митфорд однажды вечером. – Ваши тела растут куда быстрее, чем ваши мозги.

– Я знаю, – ответил Томми.

– И если мне кто-то скажет, что ты подходил к этому автомату, я не спущу с тебя глаз!

Такова была история злосчастного автомата, возле которого Томми, еще полуослепший от уличного солнца, и наткнулся на Кита Хогарта.

Голова у Томми еще слегка кружилась – все-таки никотин давал о себе знать, поэтому он не обратил внимания на то, что Кит стоит неуверенно, словно не доверяя собственным ногам, и держится рукой за стену.

Но Томми сразу понял, что Кит спокойно, ни от кого не скрываясь, вынимает из контейнера, прикрытого полупрозрачным пластиком, две блестящих упаковки презервативов.

Эти упаковки Хогарт сунул в карман джинсов, и только после этого повернулся к Томми.

– Привет, – спокойно сказал он и отошел в сторону – его кто-то окликнул.

До Томми донесся обрывок шутливого вопроса, имя Минди и что-то еще, неумолимо мерзкое, пошлое и почему-то очень обидное.

Он проследил глазами – Кит пошел к шкафчикам, за ним, хлопая его по плечу, отправился Макгейл, а потом появилась Стефани, в волосах у нее блестящая заколка в виде бабочки; все как-то слепит, мешает и давит…

Пришлось прислониться к автомату. Томми стало жарко, словно его обдали горячей липкой кровью.

– Ты в порядке? – спросил кто-то и сразу исчез.

– Эй-эй! – это уже голос Алекса, слегка встревоженный. – Томми, пойдем. Окунись в фонтанчик, черт тебя побери… Это же не из-за курева? Не из-за меня?

Томми наклонился над фонтанчиком, но пить не стал. Помотал головой, вытер мокрое лицо рукавом. Зрение прояснилось, стало легче дышать.

– Не успел позавтракать, – сказал он. – Повело…

– А, ну это нормально, – с облегчением сказал Алекс. – Я уж думал – скурил тебя до смерти… Твоя мамаша меня бы убила. Бери рюкзак. Ты доклад написал?

– Не помню. Какой доклад?

– Война Юга и Севера.

– Война? – Томми поднял голову. – Ничего я не написал, я даже не знал, что надо, где я был последние три дня?

– Хер тебя знает.

– А ты не мог мне сказать?

– Да откуда я знал, что ты не знаешь? Ты же не звонишь мне и не спрашиваешь: мистер Митчелл, где я, кто я, и что мне делать?

Томми выпрямился. Стряхнул капельки воды с ладоней и улыбнулся.

Алексу улыбка пришлась не по душе. Мстительная, нехорошая улыбка, исказившая приятное лицо